Окаянный дом - Бабицкий Стасс

– Постойте… Откуда же взялся этот камень?! – Шпигунов напоминал человека, поставившего все сбережения на лошадь, которая долго лидировала в гонке, но пала за пять саженей до финиша.

– Так ведь достопочтенная купчиха сама подсказала. Фабричный цех, построенный Игумновым в Ярославле, недавно развалился. Плохой кирпич использовали, даже по этому образцу видно. Но цемент замешали отменный, вот пальцы и сохранились. Варвара Платоновна, неужто вы сами опознали руку мужа?

– Мать его… Вера Ивановна, – всхлипывала купчиха. – Как увидела, вцепилась: «Память великая! Сыночек родимый в Москву подался, так хоть частичку мне оставил»… Берегла пуще глаза. Померла зимой, а я сундуки перебирала и нашла. Не стала выбрасывать, так и лежал камушек. Вдруг, думаю, пригодится.

– А он и пригодился, чтобы свалить убийство на мужа, – Нечипоренко озирался по сторонам в поисках графина с анисовкой и, не найдя, пробормотал под нос. – Ох, как же злы и бездушны бывают иной раз бабы.

– Подождите! – жалобно проблеял молодой следователь. – Я не могу взять в толк, каким образом госпожа Игумнова попала в дом? Швейцар сегодня не признал купчиху. Ergo… Ну, в смысле… Значит, прежде не видел. А видел бы – на порог не пустил, ибо запрещено хозяином. Но ведь другого входа в дом нету.

– Есть. Хотя и не столь очевидный.

Мармеладов встал из-за стола, прошелся по комнате и уселся на подоконник.

– Вы же помните, как в это самое окно всунулся зодчий Бориска? Убийцы пошли тем же путём – со двора, по приставной лестнице. После заката это можно сделать незаметно. Фонарей на той стороне нет.

– Убийцы? Вы сказали именно так: у-бий-цы?! – переспросил Нечипоренко. – То есть Варвара Платоновна не в одиночку все это вот…

Сыщик откинулся назад, удерживаясь руками за подоконник. Выглянул, стараясь остаться незамеченным со двора. Потом спрыгнул, вернулся к столу. долил в свой стакан кипятку, отхлебнул чаю и, словно спохватившись, ответил:

– Без сообщника такое убийство женщине совершить невозможно. Даже очень сильной женщине. Сами представьте. Нужно оттащить бесчувственную соперницу с погреб. Потом туда же принести кирпичи, замешать цемент… Да вы посмотрите на ее пальцы – чистые, ухоженные. Без единой царапины. Нет, сообщник у госпожи Игумновой был наверняка. Причем в этом самом доме.

– Кто-то из слуг, – старый следователь хлопнул по столу, чайные блюдца подпрыгнули и зазвенели.

– Может быть, дворецкий? – предположил Фёдор, уже не сомневавшийся в виновности купчихи. – Слишком быстро он сдался под напором.

– А кто бы не сдался, когда такой таран надвигается? – хмыкнул Мармеладов. – Вы тоже поспешили Варвару Платоновна из участка побыстрее спровадить и даже до Якиманки подвезли. Нет, дворецкий в сообщники не годится. Трусоват и к тому же белоручка, у него даже ногти бархоткой отполированы. Вряд ли он сумел бы так ровно уложить кирпичи в погребе. Да и раствор замешать под стать тому, на котором застыл отпечаток… Это мог сделать лишь один человек – новый архитектор, нанятый купцом.

– Бориска? – ахнул Нечипоренко.

– Он самый, – кивнул Мармеладов. – Сегодня утром кучер рассказал мне, что в ресторан «Яр» к Игумнову приезжал только зодчий. Дважды наведывался: в первый раз взять денег на какие-то отделочные работы, а в другой раз, чтобы сдачу вернуть.

– То есть сначала украл ключ, – мрачно подытожил Шпигунов, – а во второй приезд подбросил обратно.

– По всему выходит, что так.

– И как сподобился на такое? – спросил старик. – Неужто ради денег? А строил из себя бессребреника.

– Дело тут вовсе не в деньгах, – сыщик пристально посмотрел на Игумнову. – Признайтесь, Варвара Платоновна, он ведь ваш любовник?

Купчиха подняла заплаканное лицо, от рыданий ее грудь ходила ходуном.

– А чем я хуже мужа? Ему, значит, можно заводить шашни с молодухой… А мне… А я… А он…

И вдруг сорвалась с места, бросилась к окну:

– Боря! Боренька! Беги, хороший мой! Спасайся! Им все известно.

Шпигунов ухватил ее за талию и силой усадил в кресло.

– Что вы себе позволяете, госпожа Игумнова?! Та не отвечала, лишь повторяла сквозь слезы:

– Только бы не поймали! Господи! Господи! Только бы не поймали!

– Ох-ох-ох, ну и закавыка, – проворчал Нечипоренко. – Фёдор, дружочек, приведите сюда этого зодчего. Запишем его показания, а там уж…

– Это будет весьма затруднительно, – Мармеладов взболтал остатки чая в стакане, чтобы допить весь нерастворившийся сахар. – Когда я выглянул из окна, Бориска стоял на лестнице неподалёку. Делал вид, что вензеля на карниз навешивает, а сам прислушивался к нашим разговорам. Уверен, как только купчиха завопила, он спустился и дал стрекача. Хотя, если вы поторопитесь, то ещё успеете перехватить его где-нибудь в ближайших переулках.

Шпигунов высунулся в окно по пояс и попытался дотянуться до лестницы, но та была слишком далеко. А зодчий и вправду улепетывал к дальнему забору.

– Ах ты, чертяка бессребреная! Стой, паскудник! Сто-о-ой!

Молодой следователь побежал по коридору к главному входу, матерясь и выкликая подмогу. Уже на пороге он зацепился за резную фигуру на двери. Модный сюртук затрещал, раздираясь по шву, а Федор взвыл на всю Якиманку:

– Пришибу гаденыша!

Нечипоренко остался подле купчихи, которая перестала рыдать и теперь лишь тихонько взвизгивала от страха.

– Господин Мармеладов, вы такой предусмотрительный человек, все подмечаете и о многом догадываетесь заранее. Это я не в качестве комплимента, вы не подумайте. Скорее, наоборот. Вопросик имеется. Как же это вы проворонили зодчего? Неужели и впрямь дадите извергу сбежать?

– Разумеется, нет! Как только вы приехали, я велел кучеру поставить крепких мужиков у всех выходов со двора и из дома, не пропуская ни единой лазейки. Марина Александровна была хорошей хозяйкой и слуги ее любили. Потому убийцу барыни не упустят.

– Хе-хе! А Федю чего же не остановили? Впрочем, ему полезно побегать. Когда за преступником гонишься, голова маленько остужается. Еще же ведь перед Игумновым извиняться, за оскорбления на вчерашнем допросе. Кто ж знал, что оно так обернется? Хотя да, вы знали…

Купчиха сползла с кресла и встала на колени посреди комнаты.

– Не виноватая я! Борис девку замуровал. Вот вам истинный крест! Я только ударила эту шлюху со зла, да так и бросила. А он, злодей, остальное придумал: и про стену, и про погреб. И слух про замурованную девицу он распускал. Его вяжите, подлеца. А я не виноватая-я-я.

– Бросьте ломать комедию, Варвара Платоновна! Ваши слова смердят сильнее, чем французский сыр в погребе. То, что вы привезли в Москву эту каменюку, – сыщик взял в руки кирпич с отпечатком ладони, – доказывает, что вы заранее планировали убить Маришку, а всю вину свалить на мужа. Теперь оговариваете любовника, чтобы снисхождения суда добиться. Но убедить меня в помутнении мыслей на почве страсти вам не удастся. Я под присягой готов подтвердить, что вы совершили хладнокровное убийство.

Старый следователь посмотрел на Мармеладова с восхищением.

– Душа-человек! И убийство раскрыл, и купца обелил. Да ещё и повод для развода ему даете прекрасный – супруга созналась в неверности при свидетелях. Даже если она разжалобит присяжных и тюрьмы избежит, все одно – развод. Купчина не поскупится, вознаградит по-царски, – Нечипоренко пожевал губами. – Он как узнает, небось, запляшет от радости.

– Вот уж вряд ли. Не сорвись Игумнов в тот вечер, Маришка жива бы осталась, – сыщик опустил кирпич в вазу с шоколадными конфетами. – И этот камень с его души уже никто никогда не снимет.

Люди гибнут за металл

Коренастый незнакомец протиснулся в дверь бочком, пыхтя и отдуваясь. С промокшего насквозь макинтоша стекала вода, а на голове поблескивал рупор от граммофона, надетый вместо шляпы.

– Вы что же, в таком виде шли по улице?! – удивился Мармеладов. – Признаюсь, мне в жизни тоже приходилось носить причудливые головные уборы, но вы с этой трубой меня перещеголяли. Оригинальный способ укрыться от дождя.